Пацаны-90-х
Предисловие
История эта написана в 90-е годы, теперь уже прошлого столетия. Из тех пацанов, о которых писала, почти никого не осталось, они ушли из жизни. Лишь единицы, отбывая сроки в изоляции, могли начать нормальную жизнь. В те времена, по крайней мере, в Алмате в Коктеме, наверное, не было ни одной семьи, у кого не пострадали дети.
Горбачевская перестройка, затем антиалкогольная программа привели молодежь к употреблению наркотиков. Что это было? Отвлечение от проблем взрослого населения? Ведь, занимаясь детьми, матери не думали о политике или решения каких-то глобальных задач. Главным для них было – спасение детей, что зачастую плохо получалось. Полицейские, тогда они назывались милицией, кто ушел давно на пенсию, кто не выдерживал такой жизни, уходили из органов, приходили другие, но менялось только название, система оставалась той же. Если дочитаете до конца, то поймете, что я права. Сейчас, правда, такие заслоны стали ещё жестче. Уже при входе в «храм правосудия» для родственников ставят преграды в виде охранников, так что подставить плечо своему ребенку вряд ли удастся.
Иной раз кажется, что жизнь, развиваясь по спирали, совершенно не меняется. Другими становятся декорации, здания, звания, названия, мода на одежду. Все остальное остается на уровне общинного строя, позднее переросшего в институт насилия под названием государство, которое призвано защищать интересы всех его членов. Однако высказывание: тот прав, у кого больше прав, видимо, появилось именно в те времена. И это, увы, очень грустно.
Театр абсурдов
Районный отдел милиции. Двери к дежурному, к следственным комнатам и к камерам для задержанных. Стеклянная панорама вестибюля с форточкой, за которой сидят дежурные. В коридоре возле лестницы мужчина и женщина лет 40-43.
Женщина обращается к подполковнику, дежурному по отделению:
– Долго будут мальчишек здесь держать?
Подполковник вроде не услышал вопроса.
– Выйдите отсюда, и закройте дверь! Посторонним вход воспрещен!
– Мы не посторонние, мы родители, а дети несовершеннолетние, их без родителей, либо без адвоката не допрашивают!
– Серик! – обратился подполковник к сержанту. - Выведи женщину, и закрой дверь!
– Серик! – обратилась женщина к сержанту. – Пожалуйста, передай сигареты пацанам.
Серик взял сигареты и сказал:
– Выйдите отсюда!
Мужчина подошел к форточке стеклянной панорамы, спросил:
– Товарищ подполковник, а где эти женщины? Тамара с Галиной?
– Отпустили – нехотя ответил подполковник, – они же женщины. Куда они денутся?
– Конечно, женщины не денутся, а пацанов надо держать. – И уже обращаясь к женщине, продолжил, - И все из-за твоего Захара, ведь их отпустить хотели.
– Пойдем на улицу, поговорим с ними.
На здании отделения милиции в подвальном помещении, где находились камеры, снаружи были маленькие отдушины.
– Захар!
Голос из отдушины:
– Мам! Долго нас тут держать будут?
– А ты на себя лишнего не написал?
– Нет, я уже протрезвел.
– Слава Богу! Дурной пацан! Вот из-за твоей глупости вас тут и держат. Сигареты вам передали?
– Передали.
– А Вадим где?
– Пап! – подал голос Вадим. – Долго нас держать тут будут? Где дядя Юра?
– Сейчас поеду к нему. Захару делать нечего. Ну, ладно. – И обратился к женщине. – Людмила, я сейчас поеду друга подниму. А ты жди здесь.
– Да, конечно, только приезжай скорей.
– Сколько сейчас времени?
– Семь утра.
– Раньше девяти не начнется все. В девять у них планерка…
– Хорошо, Анатолий, я здесь буду.
Анатолий сел в свою машину и уехал. Людмила вошла в здание. Вышел Серик. Людмила обратилась к нему:
– Серик, ты им покушать передай. Я принесла сосиски, хлеб и сливки.
– У дежурного спрашивайте.
– Товарищ подполковник, можно передать пацанам поесть?
– Передайте.
Серик взял пакет и унес с собой. Людмила стояла у лестницы. В памяти проплывал уже не вчерашний, позавчерашний день.
Утро началось со звонков. Не смотря на то, что Союз нерушимый распадался на глазах, праздник Октябрьской революции не отменили, только переименовали. Одна республика праздновала День памяти жертв революции, другая – День города или республики, третьи еще что-нибудь.
Людмиле с утра позвонили по очереди три подруги и пригласили в гости назло всем перестройщикам праздновать День революции. Идти никуда не хотелось, но после долгих уговоров решила пойти к подруге детства Ольге. Долго ждала троллейбус. Народу битком. Прошла вперед. Мужчина интеллигентного вида лет пятидесяти пяти хотел уступить ей место, поднялся еще мальчишка лет четырнадцати, Людмила, смущаясь, села на его место. Так-то привыкла сама всем уступать. Мужчина все-таки хотел усадить на свое место женщину с ребенком. Но она сказала, что на следующей остановке выходит. Людмила засмеялась:
– Откуда вы такой в троллейбусе? С Луны никак свалились?
Все вокруг заулыбались.
– Я не могу сидеть, когда женщины стоят.
– Таких сейчас нет. Тем более, в наше время, когда того нет, другого, цены с ног сшибают. Вы, наверное, долго в море были? Или в экспедиции какой?
– Да нет, я просто происхожу из старинного дворянского рода.
– Вот как! Не трудно было в единственном числе?
– Мне кажется таких много…
– Ну, что вы! Может быть, конечно, только они в автобусах и троллейбусах редко встречаются, особенно нынешние господа.
– Да, - подхватил кто-то. – Шли товарищи к коммунизму, заблудились, решили, что стали господами, свернули на дорогу к капитализму. Куда дойдем, никто не знает.
Как-то все в троллейбусе стали поддерживать разговор. Рядом с мужчиной сидела женщина, увидев яблоки у другой женщины с сеткой, сказала:
– Какие у вас яблоки красивые!
– А если я скажу, сколько они стоят, вы упадете.
– И сколько?
– Тринадцать рублей килограмм.
– А в России они по двадцать, - сообщил кто-то еще.
– Непонятно, что с нами делают?
– Вооружаться будем, на штурм пойдем. Только не ясно с кем воевать будем. Кого штурмовать? Товарищей или господ, или друг друга. И за что друг друга?
– Ой! – воскликнула Людмила. – Моя остановка. Вы тут как-нибудь решите этот вопрос без меня. Всего доброго вам!
– Счастливо, – сказали сразу несколько голосов.
Подруга жила в квартире с высокими потолками, двумя спальнями и большим залом, где и встречались все, кого позвали в гости. Ольга проживала с мамой Анной Федоровной, 87 лет, которая, несмотря на возраст, была Котовским в юбке, постоянно всех строила и воспитывала. Две дочери, Алла замужем побывала, имела сына трех лет. Ане только 17. Из гостей в этот раз была только Людмила. Она принесла с собой цветы, молоко, сливки, майонез. Стол в зале уже накрыт. На нем около семи салатов, языки говяжьи, сардины, колбаса трех видов, не считая горячих блюд. Анна Федоровна, обращаясь к Людмиле, говорит:
– Смотри, Люда, а говорят и пишут, что в магазинах ничего нет.
– Да и не говорите, Анна Федоровна, как в наши славные времена застоя.
Ольга подхватила:
– Как в добрые времена застоя. Ну, садимся!
Перестроечные времена внесли сумятицу в души людей. Неимоверно быстрое возрастание цен сначала привело людей в шоковое состояние. Немного оправившись, все старались жить по-старому, ни в чем себе не отказывая. Цены снова повышались, и опять люди как-то приспосабливались. Непонятно, каким образом. За столом говорили тосты и были они за распадающийся Союз. За то, чтобы скорее закончилась перестройка, за здоровье, и за то, чтобы у детей было все хорошо.
– Да ничего, - сказала Людмила, - Горбачев обещает, что скоро будем жить хорошо..., кто выживет…
В семь вечера Людмила прощалась с хозяевами.
– Куда торопишься? – спросила Анна Федоровна.
– Ой, Анна Федоровна, – вы посмотрите, семь часов, а темень какая. Зачем это, кто придумал часы на час сдвинуть. В семь утра светло, как днем, а в семь вечера темно, как глубокой ночью. Что-то у нас, по-моему, думают задним умом, все как-то наперекосяк. Из всех коммерсантов сделали, полстраны не работает, торгуют все. С этими ценами тоже, да хоть в сто раз сделать все дороже, продуктов больше не станет. Если производителей нет, откуда продукты появятся?
– Ерунда, – возразила Ольга. – Все есть. Гноят и прячут. Хотят из нас вытянуть последние соки. По телевизору показывали, в Москве колбаса – 165 рублей килограмм! Корреспондент спрашивает, ну и как, берут? Продавец отвечает: еще как! Палками берут! Кошмар ведь!
Ольга с Аней вышли проводить Людмилу до остановки. Дома ее ждала мать, 69 лет, очень живая, молодящаяся старушка, худощавая с крашеными рыжими волосами и химической завивкой.
– Мам, Захара давно видела?
– Да только что дома были втроем. С ним Вадим и Аркадий, такой мальчик хороший, спокойный.
Только Людмила сняла сапоги, пальто, зазвонил телефон. Взволнованный голос Лены, сестренки Вадима:
– Тетя Люда, скорее к нам идите. Здесь такое, ой, здесь такое!
Ноги у Людмилы подкосились.
– Лена, я сейчас. Мам, там что-то случилось. Я побежала.
Надела пальто, сапоги, и бегом на улицу. Вадим жил рядом. У подъезда милицейская машина.
– Господи, – шептала про себя Людмила, – что там произошло?
На лестнице народу полно, из всех квартир вышли, везде кровь. На площадке третьего этажа бутыльки из-под лекарств и шланги для капельницы. Квартира Вадима настежь, оперативник в гражданском составляет протокол. В квартире мама Вадима Вера и сестренка Лена.
– Что случилось?
– Тетя Люда, тетя Люда, вы не волнуйтесь, все хорошо, Захар живой, и ни в чем не виноват.
К Людмиле подошла Вера.
– Ты не волнуйся. Захар вообще не виноват. Аркадия отец ножом ударил под сердце.
– Да ты что? За что? Он живой?
– Не знаем, скорая помощь увезла.
– А Захар-то здесь при чем?
– Я вызвала милицию. Всех забрали. И мальчишки поехали, и Анатолий с ними.
Вера набрала ведро воды, и пошла мыть лестницу. Людмила подошла к оперативнику.
– Можно я поеду с вами?
– Хорошо.
Лена стала возражать:
– Тетя Люда, не надо туда ездить. Там же папа. Мальчишки не виноваты. Он без них не приедет.
Вера домыла лестницу, и они вошли в зал, позвонил Анатолий, Вера подошла к телефону.
– Тут Людмила рвется в милицию. Да мы ей тоже говорим, делать нечего. Все там нормально? Скоро вы?
Положила трубку, обратилась к Людмиле:
– Ну вот. Не надо тебе ездить. Все там нормально. Скоро они приедут.
Милиция уехала, они остались втроем. Квартира новой постройки с лоджией, балконом, большим коридором, большой кухней, встроенными шкафами, антресолями. Вера с Анатолием сами строители, квартира хорошо обставлена. В зале стенка с цветным телевизором, много книг. Диван, два кресла, стол-тумбочка у стены, гладильная доска, ковер на всю стену и ковер на полу на всю комнату. Вера рассказала, как все произошло.
– Мы с Леной вдвоем были дома. Вадим с твоим Захаром и Аркадием были у вас дома. У них там бутылка была. Они же сегодня к ребятам в колонию ходили на День открытых дверей. К Лешке отец не пришел, они расстроились, сколько было денег с собой, все ему отдали. Там к другим ребятам матери пришли, они его покормили. А родной-то отец и не пришел.
Они все время сидели у вас. Мы с Леной были вдвоем. В семь вечера пришел Анатолий, говорит, проехал по городу, такая тишина, праздника не чувствуется. Хоть бы кто-нибудь песню запел. Спросил, где Вадим? Они как раз у вас были. Решили дождаться мальчишек и сесть за стол. Но не успели. В дверь позвонили, Анатолий отрыл двери. На пороге стояли две пьяные женщины – мать Аркадия Тамара и Галина, мать Лизы, подружки мальчишек. Они с порога стали кричать, перебивая друг друга, махали руками, добавляя к словам своим «сволочи», «скоты». Кричали, где Вадим, когда им сказали, что его нет, Галина вообще разошлась.
– Ах, нет дома! Да я вашего Вадима задушу вот этой удавкой (она пошла на Анатолия с белым шнуром от утюга). Долго они будут издеваться над моей Лизкой? Долго они ее будут избивать? Скоты! Сволочи! Думаете, если у нее нет отца, так и защитить некому? Не на ту нарвались! Я вам покажу! Дряни! Вы у меня еще попрыгаете! Уничтожу всех! Ты, очкастая (на Веру), заткнись! Обворовали квартиру, машину купили! Я вас выведу на чистую воду!
Одновременно с ней орала и Тамара.
– Отсчитывайте мне сто пятьдесят рублей бумажками! Все бумажками отсчитывайте! Умный какой ваш Вадик, нашел у кого брать! У инвалида! Говорит, отдам шестнадцатого числа. Сяду на машину и отдам! Ишь, богатеи какие! Я вам покажу!
В это время Вера с Анатолием пытались вставить хоть слово, увещевая женщин.
– Давайте спокойно разберемся! Что вы кричите? Мы же не глухие! Вы можете толком сказать, чего хотите.
Галина пыталась накинуть на шею Анатолия шнур.
– Удавить тебя хотим, вот что мы хотим!
Нервы не выдерживали, Вера сказала:
– Приходите завтра, и трезвые, выкинь ты их, Анатолий!
Анатолий, мужчина метр семьдесят, не больше, коренастый, но не сказать, что здоровый, до Шварцнегера далеко. Однако взял их обеих за шиворот и вытолкал за дверь. Они обе упали, Тамара проехала по лестнице две ступеньки. Закрыли за ними двери, позвонили Захару домой, сказали, чтобы быстро шли домой. Трое ребят 17-ти, 18-ти и 16-ти лет пришли домой к Вадиму. Сели на диван. Отец спросил Вадима, что он сделал Лизе, за что мать ее хочет задушить и его и Вадима?
– Да Лизку мы вообще сегодня не видели, а деньги я не брал…
– Нет, – не унимался отец, – говори правду, сейчас они здесь были, орали, это же не просто так?
Из подъезда послышался шум, а после звонок в двери. Анатолий открыл, на пороге были все те же женщины, но уже с двумя мужчинами, один из которых размахивал ножом и пьяным голосом орал:
– Здоровый сильно? Женщин бить! Тебе хана пришла!
Кричала и Лизкина мать:
– Бить, убивать таких надо!
Мать Аркадия тоже не молчала.
– Сволочи! Перестройщики! Авантюристы! Аферисты!!! На женщин руку подымать!!!
Один из мужчин был гражданским мужем Тамары, отчимом Аркадия, у него и был нож. Второй был уйгур, случайно попавший в эту компанию. Приехал в командировку, жил по соседству, пригласили выпить, пошел, а тут женщины прибежали, обидели их, Виктор со стола схватил нож, да его за руку.
– Пошли, разберемся с этим боксером.
Когда Анатолий открыл двери, уйгур заломил Анатолию руку за спину, а Виктор замахнулся ножом на Анатолия. И тут из-за спины Анатолия выскочил Аркадий.
– Папа, успокойся! Мама!
И в это время занесенный Виктором нож опустился в межреберье Аркадия. Он ничего не понял. Он поднял свитер с рубашкой и показал матери:
– Мама, меня отец ножом ударил.
Мать заплакала, обняла Аркадия и повела его на лестничную площадку. В это время Захар выскочил из комнаты с криком: «Гады!», подскочил к Виктору, схватил его за голову и повалил на пол. Мать Лизы с криком: «Гаденыш! Вот здесь-то ты мне и попался», накинула шнур на шею Захару и стала душить. Захар держит голову Виктора, мать Лизы орет:
– Отпусти, сволочь такая, а то задушу!
У Захара стали закатываться глаза, он почувствовал, что вот-вот задохнется. Анатолий тем временем высвободил заломленную за спину руку и увидел, что Галина душит Захара. Он схватил ее за волосы и с силой оттащил назад, она вскрикнула и отпустила шнур. Захар поднялся, Анатолий схватил скейт и с его помощью вместе с Захаром они вытолкали Виктора и Галину, закрыв за ними двери. Виктор продолжал ножом стучать по двери.
– Я до тебя доберусь, сволочь!
Уйгур остался в квартире. Он стоял и без конца повторял:
– Вот дурак, вот дурак. Куда я влез? Зачем я вообще пошел сюда? Собственного сына… ножом. Вот дурак, вот дурак.
Он говорил тихо, не так, чтобы кому-то, а вроде как сам с собой разговаривал.
Анатолий сказал Вере, чтобы быстро вызвала милицию, а мальчишки, чтобы никуда не выходили. Вадима в это время держали сестренка и мать за руки и не подпускали к дерущимся. А теперь Вадим плакал и кричал:
– Как он мог? Собственного сына? Это они меня убить хотели! Это я должен был умереть, а не Аркадий! Это я во всем виноват!!! Я! Я! Я!
Отец успокаивал:
– Прекрати истерику! Замолчи!
Захар сидел тихо, понимая абсурдность ситуации и страх перед происшедшим. Вроде он тоже был виноват во всем.
Одна машина милиции приехала быстро. Анатолий в окно крикнул, что у нападающих нож. В машине было два человека, они не стали подниматься, а вызвали еще две машины. И только тогда пришел конец кошмару. А, может быть, его началу.
Милиция вызвала скорую помощь. Аркадия увезли в больницу, остальных участников повезли в РОВД. Виктор сопротивлялся, нож выкинул на лестнице. Кто-то из соседей подобрал, передали оперативникам. Виктор орал, если с Аркадием что-то случится, всех убьет.
– Аркадия убили! Если умрет, всем вам хана, всех порешу!
Дважды уже Лена звонила Захару домой, Людмилы не было. Только на третий раз она подошла к телефону.
– Знаешь, – продолжала Вера рассказ, – все произошло так быстро, какие-то мгновения, но нам показалось, что прошла целая вечность.
– Но Аркадий-то жив?
– Не знаю. Надо позвонить куда-то, узнать.
Зазвонил телефон. Времени было уже без пятнадцати двенадцать ночи, Вера взяла трубку.
– Да ты что! Он что, с ума сошел? Хорошо, я ей скажу. – И уже обращаясь к Людмиле. – Анатолий говорит, срочно беги в милицию, Захар решил все на себя взять.
– Кошмар! Он что, дурак? Ужас! Я побежала!
Выскочила на улицу, бегом на центральную дорогу, остановила машину. Через десять минут была у милиции. На улице стояли Захар и Анатолий.
– Ты зачем пришла? – удивился Захар.
– А зачем ты глупостями занимаешься?
– Я сказал, сделаю так. Мужик двадцать лет в тюрьме сидел. У него туберкулез. Если его посадят, он уже не выйдет. И тетя Тамара одна с тремя детьми останется, как она жить будет? Она ж не работает. Все равно в магазинах все дорого, а у меня зимней обуви нет.
– Ты ненормальный. А меня у тебя сколько? Ты обо мне подумал? О бабушке? Обо всех нас?
– У тебя еще Никита есть.
– А что я отцу скажу, когда он позвонит?
– Я сказал, сделаю так.
В разговор вступил Анатолий.
– Ну вот, ты ему скажи, умный, не умный. Говорю ему, слушать не хочет. Тебя позвал, думаю, может мать послушает.
– А где Вадим?
– На допросе.
Минут через пять вышел Вадим. Анатолий закурил сигарету.
– Ну что, пойдем домой?
– Нет, – ответил Вадим. – Подождем, что они скажут. Они вон там орут, что у меня был нож.
– Кончай ты, они сейчас спьяну все что угодно наговорят. Пошли.
– Нет.
Вышел дежурный.
– Пошли со мной, – сказал он мальчишкам, и повел их в камеру.
Людмила и Анатолий пошли за ними, но на пути возник подполковник и бесцеремонно закричал:
– Куда? Нельзя сюда! Идите вон там ждите!
Через минуту сержант вынес ключи и ремень Захара, и отдал их матери. Появился следователь.
– Товарищ следователь, когда их отпустят?
– А кто вам сказал, что их отпустят? Пока не выясним, кто ножом ударил Аркадия, никто отсюда не уйдет.
– Как?
– Так.
– А он живой?
– Да живой, но в тяжелом состоянии, легкое задето. Операцию делают. А вы несите своим одежду переодеться, их одежду заберем на обследование.
А времени между тем уже два часа ночи.
– Что делать будем? – спросила Людмила.
– Что? Домой надо идти. Сейчас до девяти утра бесполезно что-то предпринимать.
В полседьмого утра Людмила уже была в РОВД. Анатолий появился к восьми часам, а еще через полчаса появилась толпа нападавших в окружении родственников. Пришла Тамара с детьми: Ариной двух с половиной лет и Олегом десяти лет, а так же сестра с мужем. Пришли мать и отец Виктора, сожителя Тамары. Они сразу пошли на второй этаж, и поднялся шум. Говорили и все сразу и по очереди.
Отец Виктора:
– Бандиты! Ишь, какой боксер нашелся. Думает, управы на него не найдется. Гасить таких надо!
Мать Аркадия Тамара:
– У Вадима был нож.
Мать Виктора:
– Это Захарий ударил Аркадия. Нахалы какие. Устроили побоище. Мы доберемся до вас!
Сожитель Галины:
– Мы своего друга в беде не оставим! Мы еще разберемся с вами!
Людмила пыталась что-нибудь сказать, но только больше всех злила.
– Как вам не стыдно? Ворвались в чужой дом и еще виноватых ищите!? На что вы надеялись, когда с ножом шли, убьете кого-нибудь, и все вам с рук сойдет?
Отец Виктора, 65 лет, без зубов:
– Ах ты, умная какая! Придумали тоже… Чтобы отец своего сына… ножом?! Насочиняли… Это Захарий все, Захарий…
– Да как вам не стыдно? Что вы такое говорите?
Сестра Тамары, Тамара и мать Виктора одновременно закричали на нее:
– Говорим, как было. Я вон вся избитая!
– Галина в больнице была, так ее избили.
– Бандиты, пришли тут. Мы своих в обиду не дадим. Думаете, у вас денег много, купили всех. Ничего не выйдет.
Людмила хотела было вступить с ними в прения, но Анатолий остановил:
– Не сотрясай воздух. Не видишь, бесполезно. Молчи!
Они продолжали кричать, а Людмила с Анатолием молчали.
Сожитель Галины вступил в прения:
– Думаете, если сидел, так уже и не человек? Мы друга в обиду не дадим. Силач нашелся!
Отчим Виктора подхватил:
– Гасить таких надо!
Сестра Тамары:
– Это надо такое придумать! Отец, собственного сына!..
Людмила тихо спросила Анатолия:
– Слушай, это ты один их так всех переколотил?
– Наверно.
– Ни фига себе! Да ты прямо Шварцнегер. А с виду и не подумаешь.
– Я и сам не знал.
Следователь уехал в больницу к Аркадию и все ждали теперь, что скажет Аркадий.
Где-то ближе к часу дня стали приводить задержанных и пришедших на допрос. Первым был Виктор. Затем привели случайно попавшего в эту компанию уйгура. После зашла к следователю Тамара. Когда она вышла, пришла Галина с младшей семилетней дочерью. Затем привели сначала Захара, потом Вадима. И только после всех вошел Анатолий. И он там был дольше всех.
Двухэтажное здание районного отделения милиции было старым, с обваливающейся штукатуркой. Конвой, охрана, следствие, все это подавляло психику. Наконец Анатолий вышел.
– Все, – сказал он Людмиле. – Сейчас мальчишек отпустят. Эти красавицы там понаписали, одна, что нож был у Захара, другая – у Вадима. А пацаны что говорили, то и говорят. Ну, все, все, не волнуйся, домой пойдем скоро. Пошли на улицу выйдем.
На крыльце встретили Веру с Леной.
– А вы что здесь? – спросил Анатолий.
– Да уж изнервничались все.
– Вера, ты как главный свидетель тоже должна сходить к следователю, – сказала Людмила.
Они поднялись на второй этаж. Людмила подошла к следователю.
– Допросите, пожалуйста, хозяйку квартиры.
– Да, сейчас, пусть заходит.
Вера в кабинете находилась недолго. Когда вышла, следователь привел пацанов. Через пять минут сквозь строй родственников нападавших, а сейчас считавших себя потерпевшими, мальчишки с родителями вышли на улицу. Реплик им вслед уже никто не бросал. Но осознавали они не неправоту свою, а ошибки в несогласованном вранье.
Аркадий был жив. И это самое главное. В процессе следствия установлено, что Виктор не отец Аркадия, не был он отцом и второму ребенку, только самая младшая была их совместно с матерью Аркадия дочерью. Обедать пошли в дом к Анатолию. И за столом стали проводить свое расследование.
– Мальчишки, так кто же все-таки виноват? – спрашивала Людмила. – Захар, ты Лизу-то видел в этот день? Честно только, я не пойду к следователю. Может, вы ее, правда побили?
– Да не видели мы ее вообще.
– Сколько раз я вам говорила. И сейчас они будут устраивать провокации, чтобы вас засадить! Ни в коем случае не поддавайтесь. Будут вас на драку провоцировать, ни в коем случае не ввязывайтесь!
– Да ну ее, эту дуру, – в сердцах сказал Вадим.
– Знаете, – продолжила Людмила, – христианская религия учит всех прощать, любить врагов своих и молиться за них.
– Да, – вздохнула Вера. – Если бы ты знала, как я переволновалась! Я за это время Евангелие чуть не весь прочитала. Я поняла, кто мы такие. Мы, как то семя, которое упало на камни, не имея корней. Веруем и вспоминаем о Боге, когда нам плохо. А станет хорошо, и снова живем без веры.
– Может быть, не то, что без веры, а по инерции, не задумываясь, вспоминаем снова, когда нам плохо.
– Разве не то же самое?
– А нам надо их любить? И простить?
– Конечно, простить. Они и так себя наказали. Ни мы, ни суд не накажет их больше. Фактически здесь пострадали не те. Это ж Лиза и ее мать кашу заварили, а расхлебывают теперь Аркадий и его мать.
– А этот сожитель, он в РОВД сказал мне, что пацанов уже давно можно было посадить, сколько раз они ее насиловали. Я ему говорю, ей в 12 лет искусственные роды устроили, а пацаны ее тогда и не знали. Ну вот, говорит, тогда их и надо было посадить. Так им, говорю, тогда по 12 лет было, они не могли еще ничего сделать, если б даже очень хотели, а с Лизкой познакомились, когда она уже вовсю со всеми спала. С вашими, говорит, и спала. Не знаю, говорю, она у вас месяцами дома не жила, а у нас в доме ее в это время тоже не было. – Но после замолчала, бесполезно что-то доказывать, только нервы трепать.
– Вот-вот, – подхватил Анатолий, – Слышали, пацаны? Так вот ее мама заставит на себя вас затащить, а после и посадит. Раз уж они поганые такие.
– Спрашиваю у этого сожителя, а где ты был, когда они все воевали? А он мне, да вот на десять минут, говорит, опоздал. А то бы сейчас тоже там был, в камере.
– Он тоже в тюрьме сидел пять лет, – сказал Вадим. – Они с этим отцом Аркадия сидели вместе. Он и познакомил его с Лизкиной матерью.
– Он Аркадию отчим? – удивилась Вера. – А интересно, эти двое младших, кто ему?
– Да маленькая, это их. А старшие это только теть Тамарины.
Захар сидел понуро и молчал, не выдержал, говорит:
– Мам, пошли домой.
– Ага, сейчас. Ну ладно, спасибо, пойдем. Завтра ведь опять на допрос к девяти.
Новые лица на допросе
На следующий день Анатолий с Вадимом на машине подъехали к дому Захара, и уже вчетвером поехали в РОВД. На этот раз родни со стороны Тамары было меньше, но зато пришла Лиза, девица 16-17 лет, худощавая, ростом 165-170 см, чуть-чуть сутуловатая, короткие волосы выкрашены в светлый цвет, с корней пробиваются черные. Увидев пацанов, подошла к ним с улыбкой.
– Ты, Лизка, – спросил Вадим, – когда мы тебя били? Ты че наболтала? Расстались друзьями, а встретились в милиции, вот это ты даешь!
Они втроем отошли от всех в сторону, и уже через пять минут Лиза хохотала, потом смеялись Вадим и Захар, вроде не в милиции встретились, а на дискотеке. К Людмиле подошел сожитель Лизиной матери.
– Надо как-то сделать, – сказал он, – чтобы заявления все забрали.
– Мы, в принципе, не против, – ответила Людмила, – с самого начала не против. Да вот твоя красавица повела себя неправильно. Когда привезли всех в милицию, надо было сразу не орать, а решать все спокойно. А потом, что это за решение вопроса с ножами?
– Да вот это плохо.
– Мальчишки с самого начала говорили, что не видели, как Аркадия ударили ножом. Они действительно не видели, все ведь в считанные секунды произошло. Они уже и версии придумывали, что нож упал, а на него Аркадий. Как в том анекдоте… Мужик попал в больницу с восьмью ножевыми ранениями. Пришел в себя, следователь спрашивает, кто его так? Да, никто, говорит, сам. Как это? Да как, как? Прихожу домой, а у жены любовник, ну, я с расстройства на кухню воды попить, запнулся, нож со стола упал, а я на него. И так восемь раз.
– Нормально.
– Так вот, и здесь то же. Не было бы ножа, дело другое. А теперь сам факт… Если не Виктор, тогда кто? Тогда значит, либо Захар, либо Вадим, либо Анатолий. Так? Договаривайтесь сами, пойдут следователи на то, чтобы все заявления забрали и дело закрыли, мы не против.
Начались допросы. В этот раз начали с потерпевших или оборонявшихся. Сначала вошел Анатолий, затем Вадим с Анатолием, после них Людмила. Оглядела кабинет следователя. Два стола вместе, и лицом друг к другу два следователя. У стен по обе стороны столов сейфы. На столах портативные пишущие советские старые машинки. В третьем углу комнаты тоже стол, возле него вешалка-столб с крючьями для верхней одежды. На всех трех столах телефоны, по всей видимости, с одним номером. Время от времени они звонят все вместе, и кто-то обязательно говорит по телефону. Возле каждого стола по стулу для посетителей. Следователь худощавая девушка-казашка лет двадцати пяти в каракулевой шапке-кубанке и черном шерстяном платье:
– Расскажите, что вы об этом знаете?
– Да я, собственно, свидетелем не была, знаю все из рассказов.
– Охарактеризуйте своего сына, его друзей.
– О сыне могу сказать… (идет рассказ о сыне, далее о его друзьях). Вадим вообще мальчик спокойный, да и Аркадий хороший мальчик. Что касается Лизы, то особой неприязни я к ней никогда не испытывала. Она бывала у нас дома часто. К сыновьям приходили друзья, но вели с ней себя все очень странно. Было не ясно, чья она девушка. Месяцами дома не жила, но у нас ночевать ни разу не оставалась. Иногда ее мама звонила и спрашивала, где Лиза. Говорю, не знаю, иногда приходит, а куда потом уходит, не докладывает. Спрашивала один раз, не забрала ли я ее себе за кого-нибудь из сыновей замуж? Говорю, мои сыновья ей вроде не нравятся, она вроде собирается замуж за двоюродного брата Вадима. Она сказала, что очень рада за нее.
Вот, собственно, такое телефонное знакомство у нас однажды состоялось. Что касается этого конфликта, здесь не знаю даже, что сказать. Вроде бы Лиза приходила к Вадиму в час ночи пьяная, сказала, что Захар ее пнул по ноге, мама ее не поняла, и пошла разбираться с Вадимом. Но, по-моему, они эту версию придумали уже позже. Но если даже и пнул по ноге, это не значит, что избил или отпинал. Так что, не знаю. Пацаны говорят, что в этот день ее не видели, а накануне она приходила к нам домой вместе с Вадимом, и отношения между ними были вполне дружеские.
Позвали Захара и Лизу с мамой для очной ставки.
Лиза:
– Мы с Захаром разговаривали.
Следователь:
– Ссорились?
– Нет. Просто разговаривали.
– И что?
– Вадим позвонил, я пошла к телефону, а Захар меня пнул по ноге.
– Куда?
– Вот сюда, – она показала на левую ногу ниже колена, выше ступни.
– И все?
– И все…
– Захар? Было так?
– Нет, не было. Я ее в тот день не видел.
– Вы каждый настаиваете на своих показаниях?
– Да.
– Распишитесь здесь.
Захар и Лиза расписываются в нескольких местах, Лизу отпускают, остается Захар с мамой и Лизина мама.
Следователь
– Теперь очная ставка проводится между Захаром и вами. Вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний. Распишитесь. Захар, рассказывай.
– Мы сидели в зале у Вадима дома. В двери позвонили, дядя Толя пошел открывать. Когда послышался шум и крик, Аркадий вышел в коридор. Через минуту выскочил я. Как ударили Аркадия ножом, я не видел, я схватил его отца за голову и повалил на пол, затем Лизкина мать накинула мне шнур на шею и стала затягивать.
– Что при этом она говорила?
– Отпусти, а то задушу.
– Кого отпусти?
– Отца Аркадия.
– Ты отпустил?
– Нет.
– Дальше.
– Я стал задыхаться, потом кто-то откинул ее назад и она меня отпустила. Я поднялся, и мы вдвоем с дядей Толей вытолкали их на лестничную площадку и закрыли двери. Потом тетя Вера вызвала милицию.
– Все?
– Все.
– Следы у тебя на шее были?
– Были. Я не знаю, записали или нет, но оперативник, который приехал, следы эти видел. Нас оставили в милиции, наутро следы прошли.
– Хорошо, теперь вы рассказывайте, - следователь обратилась к Галине.
– Шнур у меня был первый раз. Когда мы пришли второй раз, шнура у меня уже не было, он остался в квартире еще первый раз.
– Так вы его не душили?
– Нет.
Захар ерзал на стуле, не выдержал, выкрикнул:
– Да она уже не помнит, пьяная была!
Мать одернула его:
– Тихо. Ты уже свое сказал.
– Ты тоже был такой же, – перешла на крик Галина. – Я тебя не перебивала.
Вмешалась следователь и предложила Галине продолжить рассказ.
– Когда я вошла, там была драка. Я пыталась разнять дерущихся. Потом нас вытолкали на лестничную площадку.
– Все?
– Все.
– Вопросы есть друг к другу? Захар?
– Нет.
– У вас?
– Нет.
– Пока выйдите.
Все вышли из кабинета. Минут через пять вышла следователь. Она обратилась к Анатолию.
– Ребята после обеда не нужны. А вы придите, пожалуйста, в половине третьего на очную ставку с задержанным. Сегодня будем решать вопрос, отпустить его или заключить под стражу.
То же отделение милиции. Только ожидающих уже не так много: Анатолий, Тамара с детьми, сестры Виктора и Галина. К отделению подъезжает машина скорой помощи. Все выходят на улицу. Двое санитаров с носилками и врач прошли к камерам, где заключен под стражу Виктор. Минут через пятнадцать вынесли на носилках Виктора, Тамаре с детьми разрешили поехать в больницу.
Следователь подошла к Анатолию.
– Ну вот, – сказала она, – очная ставка сегодня не состоится, у него кровь горлом пошла. Но вы поднимитесь, будет очная ставка с Левицкой (Галиной).
Скорая помощь уехала. Следователь, Левицкая и Анатолий поднялись на второй этаж и вошли в кабинет.
– Присаживайтесь. Я вас предупреждаю об ответственности за дачу ложных показаний. Распишитесь. И приступим. Пожалуйста, начинайте по порядку, – обратилась она к Анатолию.
Анатолий начал рассказ.
– Вернулся я с работы где-то около семи вечера. Проехал по городу, тишина такая, еще жене говорю, не верится даже, что праздник…
Звонит телефон, как бы прерывая рассказ. Следователь берет трубку, говорит по-казахски, затем обращается к Анатолию:
– Продолжайте.
– Так вот. Вадим был у Захара, а мы были втроем: дочь, жена и я. Вдруг звонок в дверь…
Далее идет повторение картины воспоминаний происшествия, только убыстрено и замедлено на отдельных фрагментах. Замедлено то, что касается ножа и момента, когда Галина накидывает Захару петлю, затягивает, и когда Анатолий за волосы оттаскивает Галину…
– Потом жена вызвала милицию.
– Все?
– Все…
Далее идет рассказ Галины, но уже путаный, тоже в картинках.
Две женщины, совершенно трезвые, звонят в дверь. Никаких криков, спокойно. Когда Анатолий открывает дверь, спрашивают у него, где Вадим? Анатолий спрашивает, зачем он им? Отвечают, что хотят с ним разобраться, а заодно и с ним, почему он так плохо воспитывает сына, что тот взял у Аркадия 150 рублей и не отдает. Анатолий вдруг взял их обеих за шиворот и выкинул за дверь. Галина упала, Тамара прокатилась по лестнице целый пролет. И что об этом даже у них есть справка о медицинском обследовании. Галина при этом еще и ногу чуть ни сломала.
Анатолий криво улыбался и мотал головой, говоря про себя:
– Ничего себе! Надо же!
Далее Галина рассказывает, как они пришли к себе домой, рассказали Виктору, что их спустили с лестницы. Виктор возмущался, что там за зверь такой! Надо поговорить с ним. И потом они уже вчетвером пошли к Анатолию. Анатолий, открыв дверь и увидев мужчин, испугался, схватил скейт и стал им всех бить. Потом появился Аркадий, а после выскочил Захар, и они вдвоем с Анатолией стали всех бить.
– Вот так все было, – закончила Галина.
– А у кого был нож? – задала вопрос следователь.
– Нож? Не знаю. У нас ножа не было.
– А вы все были трезвые?
– Конечно.
– Кто же порезал Аркадия?
– Я не видела. Но нож был или у Захара или у Вадима.
– Вы настаиваете на своих показаниях?
– Да.
– А Захара вы когда душили?
– Да я его вообще не душила.
– А кто душил?
– Да никто его не душил.
– Вы настаиваете на своих показаниях?
– Да.
– И вы тоже? – обратилась к Анатолию.
– Да, конечно.
Следователь снова обратилась к Галине:
– Так с чего же все началось?
– Лиза пришла в слезах, сказала, что ее избили Вадим с Захаром.
– Но Лиза здесь при вас говорила, что Захар ее один раз пнул по ноге.
– Да они ее просто запугали. Она боится, поэтому и сказала так. Они вообще все время ее бьют.
– Ладно, хорошо, – сказала устало следователь. – Вопросы у вас друг к другу есть?
Анатолий покачал головой.
– Какие тут вопросы? Чушь. Вранье от первого до последнего слова.
– А у вас есть вопросы? – обратилась следователь к Галине.
– Нет.
Тогда пока все свободны. Понадобитесь, позвоним.
Квартира Людмилы. Захар рассуждает у телефона:
– Куда бы позвонить? Куда бы сходить?
Людмила оторвалась от пишущей машинки:
– Успокойся, посиди дома.
– Да ладно… Ну почему я дома сидеть должен?
– Да потому что ты – стихийное бедствие, только выйдешь, сразу в какие-то неприятности попадаешь.
Зазвонил телефон. Захар взял трубку:
– Да ничего. Поеду. Заходи.
Через десять минут вошел парень и Захар ушел, а через некоторое время в двери снова позвонили. Людмила открыла и увидела соседа, толстяка Жору, по комплекции и живости напоминающего певца Сергея Крылова. Только этот не пел, он бизнесом занимался.
– Люд, отпечатай Устав. В долгу не останусь.
– Опять малое предприятие? Сколько можно?
– Сколько нужно, столько и можно.
– Причуды богатых людей. Как у тебя все получается? У меня один знакомый уже шесть лет не может один кооператив организовать.
– Не умеешь, не берись.
– А ты научи.
– Не подмажешь, не поедешь.
– Ну, и сколько у тебя на смазку уходит?
– Последнее малое предприятие в двенадцать штук обошлось.
– Ничего себе! Хорошо устроились, мафиозники.
– Зато зеленая дорога обеспечена.
– Это кому-то одному?
– Да нет. В зависимости от ранга. Первая подпись – пятьсот колов, последние – три штуки.
– Слушай, Жора, говорят, не в деньгах счастье, но вот, сколько надо получать, чтобы так говорить и быть абсолютно счастливым?
– Сто двадцать рублей.
Людмила рассмеялась.
– Молодец!
– Мы первый кооператив организовали, еле-еле на троих штуку наскребли, купили машинку колбасу делать. Через три месяца уже каждый по машине купил. А вот два года прошло, у нас уже 10 магазинов по городу, 164 тысячи перечислили, чтобы съездить на стажировку в Америку.
– Сейчас столько кооперативов появилось, откуда они? Где они раньше-то были? Вот ты, например, когда про себя понял, что ты такой способный? Когда перестройка началась?
– Да я с детства такой был. У нас дом частный с садом был. Я яблок в ведерко нарву, выйду за калитку, разложу по кучкам, и сижу продаю. На карманные расходы всегда деньги были. Но как-то вроде не наше время было. А сейчас самое то, как будто для таких, как я, и перестройку сделали.
– Жора, вот у вас уже магазины, квартиры, машины, кооперативы, а конечная-то цель какая?
– Слинять в Америку.
– Молодец! А кто же здесь останется?
– Да те, кто больше ста двадцати заработать не могут, те пусть и остаются.
– Ну, ладно, давай, отпечатаю, бизнесмен ты наш. Завтра утром зайди пораньше, заберешь.
– Спасибо, друг…
– Да чего уж там, обращайтесь…
Захар и Генка подъехали на машине к дому в микрорайоне. Генка пошел в дом, Захар остался на улице. Недалеко от дома стояла милицейская машина и толпа людей. Мимо Захара прошли четверо ребят.
– Что там случилось? – спросил он их.
– Да толпа дралась. Пацаны. Одного порезали. Мент в гражданском проходил, хотел разнять, и его пыранули.
– Ничего себе! Как с ума посходили все. Кого-нибудь поймали?
– Да, взяли, кто убежать не успел. Да найдут всех. Ох, я им не завидую.
Вышел Генка.
– Чего там?
– Да, говорят, мента подрезали и пацанчика одного.
– Ничего себе. Ну, ладно, поехали.
Они вышли на дорогу, остановили машину и поехали по домам.
Будильник зазвонил в пять утра. Людмила встала, оделась, позвала собаку и пошла занимать очереди… За молочным была 5-й, за маслом – 28-й, за мясом – 134-й. Записала все номера и пошла домой. Заправила кровать, согрела чай, позавтракала, и снова к магазину. Сливки, кефир взяла, бегом в другую очередь, только мясо не продавали, сказали, вроде сегодня и продавать не будут. Масло давали по 300-350 граммов. Вышла из очереди, показала женщинам:
– Вот это вот 4 рубля 10 копеек.
Несколько голосов воскликнули:
– Не может быть!
Вышла из очереди соседка тетя Лена.
– Ну-ка пойдем, посчитаем.
Пошли в овощной магазин, взвесили, подсчитали, оказалось, обманули на рубль тетю Лену и на рубль десять Людмилу. Тетя Лена пошла к продавцам. Те, без всяких пререканий вернули рубль. И закрыли за собой двери. Людмила стучала, они уже просто не реагировали. Заняла еще очередь. Отнесла масло домой, принесла Евангелие.
– Теть Лен, вы посмотрите, что здесь написано: «Ударившему тебя по щеке, подставь и другую; отнимающему у тебя верхнюю одежду, не препятствуй взять и рубашку». Вот я думаю, теть Лен, что мне делать, пойти сказать, чтоб они мне рубль десять отдали или еще им рубль дать?
– Да ты что, рубль, ты им дай сразу двадцать пять.
– У них же зарплата мизерная, вот они компенсируют.
– Да, конечно, – подхватил кто-то в очереди, – у нас больше. Они так четыреста человек пропустят вот таких христиан, и ваша месячная зарплата у них в кармане.
– Да они там между собой делятся, – предположил еще кто-то. – И не только на масле так, сметану водой разбавят, сахар мешками продадут, а после и по талонам нет его. Им все нипочем.
– Но сейчас все это называется коммерцией.
Захар и Вадим пошли проведать Аркадия в больнице. Дали им только один халат. Вадим поднялся к Аркадию, а Захар остался внизу. Там же стоял парень казах. Он спросил:
– Ты к кому пришел?
– Да к другу.
– А что у него?
– Ножевое ранение.
– Что за дела, как с ума сошли, дерутся, режутся.
– Да, – подхватил Захар, – вон вчера на Кирова и Гагарина толпа дралась. Пацана порезали и мента. Мент был в гражданском, хотел разнять, и ему попало.
В это время к парню подошли еще двое. Он отвел их в сторону, что-то шепотом сказал, после чего они втроем подошли к Захару.
– Так что ты знаешь о драке? – спросил один из них.
– Да толпа дралась.
– Ах, толпа… Поехали в управление, расскажешь нам об этом.
– Да я ничего не знаю.
– Вот что знаешь, то и расскажешь.
Вышли Вадим и Тамара, мать Аркадия.
– Вадим! Меня в управление забирают.
– За что?
– Я, помнишь, про вчерашнюю драку рассказывал?
– Ну, ничего себе! Ты ж ничего не знаешь.
– А это кто? – спросил один из парней.
– Друг мой.
– Ну, и он с нами поедет.
– Почему это? – вступилась Тамара. – Они пришли к товарищу, за что?
– Он вообще ничего не знает! – воскликнул Захар.
– Пошли, пошли скорей, - Тамара взяла за руку Вадима, они бегом сбежали с лестницы, а Захар остался, он только успел крикнуть, чтобы матери сказали, что его увезли в УВД.
Управление внутренних дел города. Второй этаж. Трое в гражданском, и Захар.
– Присаживайся пока. Потом, может, и сядешь. Рассказывай.
– А что рассказывать?
– Про драку. Кого порезали, кто?
– Откуда я знаю? Мы приехали с Генкой на машине. Генка к девчонке пошел, а я остался возле дома. Немного подальше от дома милицейская машина стояла и толпа людей. Мимо пацаны проходили, я у них спросил, что там произошло, они мне сказали, пацаны дрались, одного милиционера порезали, он в гражданском был, хотел разнять, мимо проходил и его тоже порезали. Вот и все. Потом Генка вышел, и мы домой поехали.
– Ты что, нас за дураков считаешь. Ты умный, а мы тут погулять вышли. Рассказывай, кто тебя в больницу подослал?
– Кто меня послал? Мы к другу пришли. Кто меня туда может послать, мы сами пришли.
– А то ты не знаешь, что этот мент порезанный, как ты говоришь, в больнице лежит в реанимации, да и пацан этот.
– Да мы к другу пришли. Он там в больнице лежит.
Вошел начальник.
– Ну, что? Не колется?
– Да вот за дураков нас, видно, держит.
– Ну, вот что, парень, – сказал начальник. – Не я буду Сан Саныч, если ты сегодня отсюда выйдешь. Ты у нас отсюда поедешь в КПЗ.
– За что? Что я такого сделал?
– А мы у тебя сейчас анашу изымем.
– Откуда?
– Да хоть из сумки.
– Это сумка не моя, а друга моего, во-первых, во-вторых, там ничего нет.
– Да мы найдем. Давайте-ка, ребята, понятых сюда и приготовьте три пакета и три бумажки, сейчас будем протокол изъятия составлять.
Позвали понятых, принесли три пакета готовых, и с улыбками стали обшаривать карманы.
– Пиши. Ключи. – Затем вытащили деньги. – Ну, это можно не писать.
– Пишите, – чуть не плача сказал Захар. – Там сто пятьдесят рублей.
– Это не твое дело.
Парень взял пакет в ладонь и стал подсовывать под свитер, приговаривая:
– Из кармана мы вытаскиваем…
Захар ударил по ладошке парня.
– Куда пакет суешь?
И тут же с трех сторон его сразу ударили: один по спине, другой по плечу, третий по лицу. Захар заплакал.
Людмила была у Вадима дома, когда тот вбежал в квартиру.
– Тетя Люда, хорошо, что вы здесь, Захар в УВД.
– Что он натворил?
– Да ничего страшного. Дурак он. Языком ляпает. Про драку, которую не видел, а про которую слышал, ну, его и увели.
– Господи, да когда ж это кончится?
Людмила поехала в УВД. Ее пропустили на второй этаж. Прошла по кабинетам, ей сказали, что если забрали по драке, то надо идти в РОВД. Побежала в РОВД. Там тоже никто ничего не знал. Вернулась в УВД. Когда говорила с кем-то по телефону, услышала, как говорили между собой где-то в глубине, что такой есть, и у него нашли наркотики. Дежурному позвонили и ее пропустили. Принял ее начальник отдела Виктор Петрович.
– Проходите, садитесь. Как вас зовут?
– Людмила Андреевна.
– Кем вы работаете?
– Я журналист.
– А где работаете.
– Работаю дома.
– То есть?
– Можете считать, что на творческой работе…
– Вот как. А что вы так волнуетесь? Не виноват, отпустят.
– Вы мне моего сына покажите!
– А он у нас.
– Что он сделал? За что его забрали? Он эту драку не видел, он мне об этом тоже говорил. Когда ушел с другом, не больше сорока минут отсутствовал.
– А зачем рассказывает? Слухи распускает?
– Ну вот, я вам тоже говорю, задержите теперь и меня.
– Да что вы беспокоитесь. Если не виноват, отпустят.
– Когда?
– Выясним и отпустим. Все, женщина, разговор окончен. Выйдите, пожалуйста, из кабинета.
– Как это выйдите?
– Так. Разговор окончен. Виктор, помоги женщине.
Людмила выскочила из кабинета в надежде самой походить по кабинетам и найти сына, но услышала голос начальника:
– Выведи ее отсюда быстро. И дежурному скажи, чтоб не впускал больше.
Ее кто-то догнал и взял под локти.
– Слышали?
– Слышала, – посмотрела на парня безнадежным взглядом.
В кабинет, где происходило «изъятие» наркотиков, заглянул кто-то и позвал Сан Саныча. Через минуту он вошел и сказал своим подчиненным:
– Отставить! Два грамма ему хватит. – И уже Захару. – У тебя что, мать журналист?
– Да.
– А где работает?
– Дома работает.
– Ага. Ну, ладно, протокол изъятия мы составили, теперь пойдешь ночевать пока в УВД.
Людмила уже несколько раз сбегала и в РОВД, и в УВД. Сидела у телефона, и не знала, куда и кому звонить. Рядом на почте работала подруга. Пошла к ней. От нее позвонила Анатолию.
– Толик, ради Бога, позвони Барибаю, может, он их знает. Господи, да что же это за наказание! Да кто же мы такие в этой стране? И когда у нас кроме права на труд будут еще и другие права?
– Я к нему заезжал, он уехал куда-то на день рождения.
– Ну, позвони кому-нибудь.
Положила трубку. Задумалась. Снова набрала номер.
– Флора, привет, Людмила.
– А, Людка, я тебя хочу видеть, приезжай.
– У тебя кто-нибудь из УВД есть?
– Нет, никого, я одна, приходи.
– Хорошо, хорошо, но мне надо кого-нибудь из УВД, начальство какое-нибудь.
– Нет, нет никого.
– Ну ладно.
Положила трубку, вдруг сказала вслух:
– Игорь. Игорь же там работает.
Набрала номер.
– Галка, телефон у Игоря какой? Ты узнай, я подожду, сбегай к нему, а? Очень надо. Спасибо.
Записала телефон, позвонила, Игоря дома не оказалось, на работе его тоже не было. Что делать? Надо домой идти поспать, а то завтра с утра опять воевать.
Девять утра. Людмила у УВД, звонит по телефону.
– Виктор Петрович, так что вы мне скажете, у вас мой сын? Хорошо.
За ней вышел парень и проводил ее к Сан Санычу.
– Как вас зовут? – был его первый вопрос.
– Людмила Андреевна.
– Так вот, Людмила Андреевна, ваш сын наркоман. Он вчера был в сильном наркотическом опьянении. Его водили на обследование, обнаружили у него наркотики.
– Много?
– Нет. Немного. Но вы не волнуйтесь, ему грозит 3-5-7 суток или штраф.
«Слава Богу! – подумала Людмила. – Наркоман – не убийца и 3-5-7 суток это не 3-5-7 лет».
– Так вот, – продолжал Сан Саныч, – я за то, чтобы таких лечить, а не судить.
– А где он сейчас?
– Да вот должны привести.
– А когда его отпустят?
– Сегодня и отпустят. Вот соберем всех со всех отделений. Думаете, ваш один такой? Их человек двенадцать за ночь насобирали по всем районам. Алкоголиков, наркоманов. И до обеда мы их всех через суд пропустим и кого куда, кого на 15 суток, кому административное взыскание, на работу сообщим, кому штраф. Суд решит, что с ними делать, наказывать как. Вашему будет либо трое суток, либо штраф. Но ему, как несовершеннолетнему, по всей видимости, будет штраф. Алкоголиков еще держат до 15 суток, а наркоманам больше семи суток не дают. Кто их там кормить будет? Я вообще за то, чтобы их лечить, но сами понимаете, у нас не такие условия, как в Америке, реабилитационных центров нет.
– Ну, хорошо. А если какие родители узнают, что их ребенок чем-то занимается, куда им идти? К вам? Вы будете рады засадить, так что хуже будет и родителям и ребенку. А куда еще?
– Вот-вот, вы так все рассуждаете, вроде мы тут и не люди сидим, а враги вам.
– Я так не сказала. А увидеть сына я могу?
– Его сейчас здесь нет. Да вы не волнуйтесь, до часа дня он уже дома будет.
– А поесть ему можно оставить? Сигареты?
– Оставляйте. Да вместе с пакетом, здесь никто ничего не возьмет, не беспокойтесь. Идите домой и ждите.
– Да, ждите. Спасибо.
Вышла Людмила из здания, пошла на почту к подруге, позвонила Игорю на работу.
– Не волнуйтесь, все нормально. Он здесь, сейчас поведут в суд.
– А в какой?
– Советский.
– Спасибо.
Вроде успокоилась, но не очень. Пошла в суд. Ждала до одиннадцати, поехала домой. Позвонила Сан Санычу.
– Александр Александрович, что вы мне скажете?
– Позвоните в час, будет все известно.
Села за машинку печатать. В час снова позвонила, сказали позвонить в два часа. Позвонила в два. Опять сказали, что все нормально, до обеда не успели, сейчас повели в суд. В половине третьего сорвалась с места и бегом из дома. Остановила машину, поехала в суд. Пробежалась по кабинетам, нет, и не было. Встретила Барибая.
– Привет! Тебя Анатолий ищет.
– Не знаю. Я его здесь жду, дождаться не могу. Ты ему так по-русски за меня пару ласковых скажи.
– Не могу придумать. Ты уж мне на бумажке запиши, что передать, какими именно словами?
– Да самыми отборными. Свидание назначает, а сам не является.
– Я, конечно, передам ему, но ты бы лучше записал мне, а то я с последними событиями совсем без мозгов осталась, могу не то сказать.
– Ничего, самое главное, отборными.
– Ладно.
– А ты чего здесь?
– Да вот жду сына-наркомана. До обеда обещали отдать, и нет. А кто их сюда приводит?
– РОВД.
– О, Господи, в РОВД что ли бежать?
Прибежала в РОВД, запыхалась. Пошла по кабинетам. У всех спрашивает, никто ничего не говорит.
– Где, у кого Синичкин? Где?
Парень русский здоровый в штатском преградил дорогу.
– Выйдите отсюда! Выйдите, я вам говорю! Не положено!
Стал силой выталкивать Людмилу из коридора. И вдруг из-за закрытой двери услышала голос Захара:
– Мам, я здесь! Ты не уходи! Мам, меня бьют здесь!
– Да, да, Захар, я не уйду, – слезы навернулись, – Вы почему это делаете? Он несовершеннолетний, если он виноват, вы не имеете права допрашивать без родителей, или без адвоката, если даже совершеннолетний. А если не виноват, то вообще, какое вы имеете право держать его здесь? Если считаете, что виноват, то через десять минут я приду с адвокатом.
Но парень и слушать не хочет. Выталкивает, и как будто не ему говорят. А минут через пять Захара вывели из кабинета и повели в камеру для задержаных.
– Захар! Куда тебя?
– Да побили еще мало. Сейчас хорошо побьют, тогда говорить будут.
– За что?
– Не знаю. Хотят, чтоб я им сказал что-то, а я не знаю ничего! И анашу мне подложили, мам, я клянусь, у меня ничего не было! – сказал и заплакал.
– Боже мой!
Пошарила по карманам, две копейки нет. Спросила у женщины, стоящей в коридоре:
– Дайте две копейки, пожалуйста.
Побежала звонить Сан Санычу.
– Александр Александрович, они его бьют, позвоните им, он плачет, вы обещали до обеда, уже скоро четыре, его не хотят вести в суд.
– Хорошо, я позвоню.
Поднялась к начальнику.
– Извините. У меня тут сын, а ваш следователь и кто, фамилию свою не говорит, из 29 кабинета, не хочет вести его в суд. Бьют его. Я вас прошу, помогите.
– Вы нам не указывайте, мы сами знаем, что нам делать. Когда надо, тогда и поедем. Выйдите, я занят.
В коридоре, через который увели Захара, стояла женщина.
– Скажите, – спросила у нее Людмила, – парня не проводили сейчас? Черного, кудрявого, высокого?
– В черном с белым свитере?
– Да.
– Провели сейчас кого-то. Один в штатском высокий, худой и курсант.
– А куда повели?
– На улицу вышли.
– Ой, Боже! Куда ж его повели?
Снова бегом в суд. Двери открыла, ноги подкашиваются, сидят на скамейке Захар, следователь и курсант.
– Ой, слава Богу!
У следователя лицо непроницаемое, как у робота. Не дрогнет ни один мускул.
– Мам, – сказал Захар, – мне, правда, подложили анашу.
– Спокойно, Захар. Подложили, так подложили. За то, что подложили, пятьдесят рублей штрафа будет. Спасибо, что больше не подложили. Сиди тихо. Все нормально. Как вас зовут? – обратилась к следователю.
– Зачем вам? – с пренебрежением и даже брезгливостью ответил тот.
– Как зачем? Страна должна знать своих героев. Вы ж такого преступника поймали. Медаль, может, дадут или в звании повысят.
Но он больше ничего не говорил, а только, когда уходил в какой-нибудь кабинет, сказал курсанту:
– Смотри за ним.
Минут через сорок вошли к судье. Он посмотрел документы.
– Два грамма. Куришь?
– Немного.
– Что делать будем? – обратился к матери.
– Я их одна воспитываю, – начала Людмила. – У меня их двое.
Судья зачитал вслух выдержки из Уголовного кодекса.
– Поскольку несовершеннолетний, назначаем штраф. Сколько вы можете заплатить?
– Сколько скажете…
– Пятьдесят рублей вам под силу заплатить?
– Да. Сейчас?
– А у вас с собой есть деньги? Гульжамал! Позови Эльмиру, пусть оформит. – И следователю – к машинистке сходи, пусть отпечатает.
– Мы пойдем, – Людмила обратилась к следователю.
– Нет. Подождите.
Следователь ходил по кабинетам минут пятнадцать. В это время уже и курсант стал нервничать, он говорил не для кого-то, а вроде как для себя:
– За пятьдесят рублей! За два грамма столько нервов. А другие на этом миллионы имеют, и плевать хотели и на вас, и на нас, лежат на диване и смеются над нами. А тут, на что время и нервы тратим? Противно, не могу…
Подошел следователь.
– Пойдемте.
– Куда? – Людмила с недоумением посмотрела на следователя.
– В отделение.
– Зачем? Штраф мы заплатили, документы все здесь остались, что еще-то?
– Сумку заберете.
– Сумку я заберу сама. Пусть он едет домой.
– Нет, домой он не пойдет. Пойдет в РОВД.
– Ладно, пойдем.
Кабинет следователя. Два стола вместе и один стол у входа. На вешалке висят две милицейские формы с лейтенантскими погонами. Следователь в потертой черной кожанке, как будто Феликс Эдмундович. Из кабинета Людмилу теперь не просили выйти, она сидела рядом с Захаром, а следователь не торопился. Чего хотел, не ясно, но, видимо, хотел получить материальную компенсацию за потерянное время, а сказать об этом не знал, как. А может быть, и нет. Людмила уже несколько раз хотела спросить, сколько он хочет, но подумала, что он только этого и ждет, чтобы оформить, как взятку и задержать не только сына, но и ее.
– Значит так, – наконец начал он, – распишись здесь, что ты, как свидетель предупреждаешься об ответственности за дачу ложных показаний. Распишись. И еще распишись, что показания будешь давать на русском языке. Рассказывай. Про драку что знаешь?
И дальше пошли вопросы тупые и непонятные. К примеру, на целый лист вопросов только о том парне, с которым они ездили к девушке. Кто он такой, сколько ему лет, где живет? Почему у тебя такие друзья, тебе 17 лет, а ему 24? Когда Захар сказал, что этот приятель живет на улице Шолом Алейхема, сказал, что такой улицы в городе нет. Пришлось вмешаться Людмиле и сказать, где такая улица находится. Спрашивал еще, о чем они говорили, когда ехали в машине. Следователь подошел уже к месту, откуда забирали Захара. Как он попал на это место? Захар ему сказал, что с другом приехали к другу, который лежит в больнице. Вот такой диалог:
– С каким другом?
– С Вадимом.
– Фамилия?
– Сергеев.
– Где живет?
– Рядом с нами. Дом сорок шесть.
– Квартира?
– Восемнадцать.
– Сколько ему лет?
– Восемнадцать.
– Ты сказал, квартира восемнадцать. А теперь я спрашиваю, лет ему сколько?
– Восемнадцать.
– Почему?
– Что, почему?
– Почему восемнадцать?
– Я не знаю.
– Почему?
– Что, почему?
–Ты за кого меня принимаешь? Отвечай, как положено.
– Что отвечать?
– Как вы попали в больницу?
– Мы пришли к другу.
– Как зовут?
– Аркадий.
– С чем лежит?
– С ножевым ранением.
– Как фамилия?
– Матвеев.
Ну, и так далее. Потом следователь стал интересоваться, почему он с другом приехал, его забрали, а друга не забрали сюда. Интересовался, знал ли он что-нибудь про драку. А потом замолчал и долго смотрел в одну точку. Так продолжалось минуты три. Видимо, запас вопросов просто иссяк. Он посмотрел на Захара, на Людмилу и сказал:
– Почитай, и распишись. С моих слов, записано верно. Вот здесь. Ну, все. Ах да…
Он вытащил из сейфа сумку и отдал Захару.
– Все на месте?
– Все.
– А то потом скажете, что осталось здесь что-то.
Людмила криво усмехнулась.
– Если что-то и осталось, то осталось не у вас, а в УВД.
Следователь в ответ хмыкнул.
– Можно идти?
– Да, идите.
– Захар, скорее пошли, пока он еще какие-то вопросы не вспомнил.
Уже на улице Людмила спросила:
– А за что били-то?
– Хотели, чтоб я им сказал, кто меня в больницу подослал. Ты вовремя пришла. Там такой здоровый русский, вот он бил меня. Говорит, размажу по стенке.
– Вот паразиты. То-то он меня выталкивал. Не понимаю таких, что за удовольствие издеваться над людьми?
– Писать про них будем?
– Нет. Писать, только хуже себе сделать.
– Они же не правы.
– Тот прав, у кого больше прав. Так всегда было. Кругом структуры мафиозные. На кого и куда писать, когда они все заодно? Наша мафия самая сильная мафия в мире! – с улыбкой закончила Людмила.
– Да кто они такие?
– Да такие, как и мы, только имеющие власть… и деньги. Если власть есть, то обязательно деньги будут. Народ и мафия – едины!
– Хорошо им.
– Не знаю. У них, наверное, свои проблемы, свои законы, враждующие группы.
– А с ними справиться нельзя?
– Можно. Только не по закону: жалобы, статьи. А их методом, биологическим. То есть, найти врагов посильнее их, взять этих врагов в друзья, и столкнуть их лбами, перекрыть кислород. Поскольку мафия – ум, честь и совесть нашей эпохи!
– А без борьбы в этой жизни нельзя?
– Вопрос, конечно, интересный… Захар! А посмотри как на воле-то хорошо! Машины идут, люди ходят, огни горят, и мы на свободе!
Захар засмеялся.
До дома шли почти пешком, одну остановку проехали. Зашли в магазин. Людмила прошла в молочный отдел, взяла две бутылки кефира, подошла к продавщице-казашке, спросила:
– Каймак бар?
В ответ молчание.
– Каймак жок?
Опять молчит.
– Девушка, скажите, пожалуйста, сметана есть? – спросила уже по-русски.
– Сметаны нет, – тоже по-русски ответила продавец.
– Спасибо.
Подошла к кассе. Там тоже работала девушка-казашка, и здесь Людмила стала говорить по-казахски:
– Еки айран.
Кассирша выбила чек.
– Девушка, – посмотрев чек, сказала Людмила, – вы мне выбили одну бутылку кефира, а я вам сказала, что у меня их две, еки айран.
– Говорите по-русски.
– Ну-ну, вот так с вами казахами, разве научишься говорить по-казахски?
Все вокруг заулыбались.
По дороге Людмила с Захаром зашли к Вадиму, отдали сумку.
– Господи, – говорила Людмила Вере, – я думала, мы оттуда вообще не выйдем. Самое противное, когда приходится унижаться перед каким-то ничтожеством, которое за счет этого хочет возвыситься. Причем такие вещи происходят везде, не только в милиции. Психология маленького человека. И ведь, когда человек чувствует над тобой власть, не знаешь, как себя вести. По принципу: сила есть, ума не надо. Удовольствие от могущества, что ли?
– Дай Бог, чтобы продолжения не было.
– Да мне иногда кажется, что у нас на одного пацана в городе по четыре-пять милиционеров. В городе сколько районов? Плюс УВД, ГУВД. Все они не только по своим районам шастают, но по всему городу. Им как бы хлеб отрабатывать надо. По Центральному телевидению и радио что только ни показывают и ни рассказывают, и ничего. А здесь, оказывается, этого милиционера и мальчишку, которых порезали, днем и ночью охраняют и всех подозрительных забирают. Вот Захар и попал в их число.
Квартира Людмилы. Входит Захар.
– Мам, мы в кино ходили. А там милиция, они за нами следили.
– Ой, Господи, это уже так кажется. Я сама, как милицейскую форму вижу, вздрагиваю. Об этом Чехов уже давно написал, рассказ есть у него «Палата № 6», он еще тогда сказал, что вся страна наша – это палата № 6, все на страхе построено.
– Я пойду, погуляю?
– Не ходи долго.
Захар вышел. Людмила сидела за столом, где лежали «Новый завет». «Евангелие», «Хатха-йога», а в руках карты. Она раскладывала пасьянс и шептала:
– Господи! Помоги и спаси! Господи, пусть у детей моих будет все хорошо. Все хорошо, все хорошо… Ничего не случилось, ничего не случится, Захар скоро придет. Все хорошо, все хорошо… Хотя внутри какой-то голос говорил, что это только начало…
Послесловие
Актриса Ольга Аросева как-то сказала, что жизнь дается всем, а старость – привилегия избранных. И этой привилегии многие пацаны 90-х не удостоились. От наркотиков погибло больше половины ребят и девчонок. Ребята этой истории не исключение. Захар умер в 37 лет, раньше его на три года умерла Лиза, не дожив до своего 33-х-летия один день. Еще раньше них ушли из жизни в 29 и 30 лет с разницей в три дня Вадим и его жена, оставив маленького сынишку на дедушку с бабушкой. Не выдерживало сердце у родителей. Кто-то начинал пить. Умер отец Вадима. Через год после смерти дочери от инфаркта умерла Лизина мама Галина.
Почему привилегии состариться лишают молодых, а те, кто годами лежит без движений, не может ложку ко рту поднести, каждое движение боль вызывает, им эта привилегия дается? И это все при том, что живем мы в мирное время. Мужчины погибают от наркотиков, алкоголя, в драках, локальных войнах, а женщины продолжают ждать принцев… Как-то смотрели по телевизору передачу, где молодая журналистка приставала ко всем с вопросом, в чем смысл жизни? Никита Михалков бросил ей на ходу: «Смысл, да какой смыл? Нет никакого смысла!..»
Если верить эзотерикам, то мы вообще саморазмножающиеся биологические роботы, выполняющие роль проводников энергии между Космосом и Землей. Чтобы мы эту роль исполняли хорошо и видели свой смысл жизни, придумали нам родителей, детей и внуков. И еще любовь, которую мы ищем постоянно, а затем, объединяясь, получаем удовольствие. Космосу нужно, чтобы мы радовались и страдали, отправляя при этом в пространство свои эмоции, страх за потерю близких нам людей.
Обычно первыми читателями у меня бывают подруги. Они порой просят убрать трагический конец. На бумаге это сделать легко, но жизнь – не сказка, из нее выкинуть, то есть, забыть что-то, сложно. Говорят, что время лечит. Не верьте! Как может мать забыть своего ребенка, если жила только его проблемами? В этой истории нет фантазии, только имена другие.
НАДЕЖДА ЛЕОНОВА
ПАЦАНЫ
Алматы, 1995 г.
Отзывов пока нет.